Укротитель. Истребитель тварей - Страница 55

– А если вздумаешь устроить мне напоследок какую-то гадость, отправишься не на границу с Магадхой, а прямо на дно Дольги, с камнем на шее. Все, убирайся с глаз моих.

Для чего я вообще перед ним распинаюсь? Да потому что этот губошлеп был прав – другого Укротителя у меня нет и, честно говоря, в перспективе не наблюдается. Он мне нужен, но нужен послушным. Но с таким характером, даже добившись послушания, придется постоянно за ним присматривать.

– Нет, – дернулся Очин, когда конвой потащил его к дверям каюты. В углу заворочалась находившаяся в тени туша Клеппа. Причем от него дохнуло такой угрозой, что Очин невольно поежился. Викинг был единственным человеком, способным заставить упертого негра показать внешние признаки страха. – Я остаться.

– А мне от этого какая радость?

– Я служить.

– Это право еще нужно заработать, – невольно проворчал я, стараясь скрыть облегчение.

Уголки губ Очина дрогнули.

Вот зараза! Вечно забываю, что я тут не один такой крутой Укротитель, способный улавливать отголоски человеческих эмоций.

– А пока посиди в цепях и подумай о своем поведении, – зло рыкнул я.

Очина вывели из каюты, а я устало вздохнул.

– Я присмотрю за ним, – прогудел Клепп.

– А за мной кто присмотрит? – проворчал я и тут же напрягся, ожидая от викинга резкой реакции на упрек.

– Больше мы так не ошибемся, – хмыкнул Клепп. – За чумазым присмотрят малыши. Эти сорванцы уже изучили долину как свои карманы. Кстати, они умудрились собрать из городских пацанов отряды поддержки.

Мне показалось или в голове бывшего берсеркера промелькнула теплота? Лишенный возможности иметь своих детей, огромный викинг перенес нерастраченную отеческую заботу на этих беспризорников. К тому же они действительно оказались незаменимыми помощниками. А учитывая помощь городских пацанов, в нашей долине малолетними контрразведчиками перекрывались все позиции безопасности. К тому же прошедшие тяжелую школу голодной уличной жизни, мои телохранители повзрослели значительно раньше своих сверстников.

Простые размышления о чем-то не таком уж тревожном убаюкали меня, и я незаметно для себя из сидячего положения перешел в горизонтальное и уснул.

Сны в этот день пришли ко мне сумбурные, тревожные и малозапоминающиеся. И все же, как ни странно, выспаться удалось на славу.

Над Дольгой рождался новый день, а значит, проспал я почти четырнадцать часов.

На берегу и причаливших к нему баржах царила деловая суета. Похоже, мои слова о нашем отплытии были восприняты как приказ, поэтому наше войско готовилось в обратный путь. Мешать бойцам в этих приготовлениях я не собирался, потому что сам чувствовал непреодолимую тягу поскорей вернуться домой. Мы, конечно, укрепили долину по максимуму, к тому же в разработанном плане обороны для о́ни попросту не было места, и все же под ложечкой сосало от неприятных предчувствий.

Увы, на все мои желания, опасения и планы местным князьям было плевать с высокой колокольни. От Изяслава явился гонец, призывающий меня на большой совет.

Честно говоря, я и не думал, что совещание будет таким массовым. Судя по нарядам собравшейся толпы, здесь присутствовали все князья и бояре, а возможно, и кто-то из самых выдающихся витязей.

В общем, это собрание больше напоминало не военное совещание, а новгородское вече.

Увидев, как я в сопровождении Клеппа и Вина Драгана занял место подальше от центра толпы, Изяслав поднялся на небольшой помост.

– Славные вои, други мои! – крикнул князь, чем заставил утихнуть всеобщий гул. – Я собрал вас здесь по праву выбранного предводителя, для совета и принятия решения. Потому как взвалить это только на свои плечи не могу и не имею права.

Толпа в ответ одобрительно загудела.

Что ж, князь довольно грамотно управлял аудиторией. В его интерпретации мои резкие высказывания о вынужденном замирении с аравийцами обретали другой смысл. Я и не считал себя самым умным, просто иногда даже самые мудрые люди не могут взглянуть на ситуацию со стороны. Но зато им хватает легкого толчка, чтобы изменить что-то в себе. Только очень умные люди способны прислушаться к тем, чей уровень значительно ниже. Ведь не зря говорят, что устами младенца глаголет истина. Ребенку плевать на политические нюансы, он далек от взрослых обид и эмоциональных шор. Ребенок видит все без миражей, в истинном свете. И только мудрый сумеет заставить себя не отмахнуться от взгляда со стороны, а, наоборот, усомниться в своей непогрешимости.

– Наш выбор нелегок, – завладев вниманием аудитории, продолжил Изяслав, – давние враги пришли на нашу землю и были разбиты, но не до конца. И теперь нужно решать, добить ли оказавшегося в ловушке супостата либо решить дело миром.

Теперь толпа взорвалась негодующим криком.

Князь не стал перекрикивать общий гам, а выдержал солидную паузу. И лишь дождавшись спада эмоций, продолжил:

– Мы можем и дальше резать друг друга как бешеные псы, но одно дело – схлестнуться с врагом в честном бою, а другое – добивать раненого или того, кто встал на колени.

– А наши жены и дети не становились на колени и не просили о пощаде?! – послышался из толпы яростный крик. И чтобы не выглядеть пустым крикуном, вперед протолкался молодой витязь.

– Хорошо, что ты вспомнил не о своей ярости, а о женщинах и детях. Если мы договоримся с арабами, то сможем обменять их на наших родичей, которых увели в рабство. Или можем потешить свою злобу, но оставить родных в плену. – Выдержка князя все же дала трещину. – Я не меньше вашего хочу вырезать эту мразь до последнего. Но потерять во время штурма еще больше наших воинов и лишить уведенных в рабство близких последней надежды будет неправильно. Напомню: мы воины, а не палачи!