Удар сагара сплющил королевскую броню, наверняка измочалив позвоночник давно умершего человека. Но даже это не смогло окончательно упокоить некра. И что самое важное, он оставался в сознании.
Я стащил с короля шлем и увидел осмысленный взгляд.
– Я знал, что мы еще встретимся… – прохрипел Белинус.
– Не скажу, что меня это радует.
– Как и меня… – Если бы король мог испытывать чувства, он бы наверняка горько улыбнулся.
– Где Врадак?
– В Лугусе. На перерождении. Я принял это решение без него. Возможно, втайне надеясь, что меня остановят.
– Боюсь, никто так и не поймет, на что вы надеялись и чего хотели, – сказал я, чувствуя внутри только горечь, без малейшей примеси злости.
– Я хотел сохранить свою страну… – как сломавшийся робот, проскрипел король. – Без правящей династии Брадар развалится. Дело совсем не в желании выжить…
Мне оставалось лишь скептически хмыкнуть.
– Это так, ярл, и у меня есть к тебе просьба. – Не дожидаясь моей реакции, Белинус продолжил: – Не трогай моего сына… только он сможет сохранить единство Брадара.
Я не стал отвечать, и не потому, что не собирался сохранять жизнь юному королю, просто не посчитал нужным озвучивать свои мысли. Зато озвучил предположение:
– Мне кажется, другая просьба будет уместней.
– Зачем просить?.. – проскрипел король. – Ты сделаешь это и без моих уговоров…
– Вы правы. Прощайте, ваше величество.
Я помог королю переместиться в сидячее положение и встал ровно. Мои руки привычно вцепились в рукояти у поясницы и рывком сдернули со спины обе части нагинаты. Со щелчком оружие стало цельным и тут же сердито загудело в воздухе, разгоняясь для удара. Через секунду голова короля Брадара Белинуса Первого отделилась от тела и покатилась по каменной брусчатке.
– Богдан, – повернулся я к стоящему рядом магу, – сожги тело.
Приказ был отдан равнодушным тоном, потому что меня уже не интересовали ни дважды умерший король, ни даже схватка за стенами цитадели. Усталость и нервное перенапряжение создали в голове звенящую пустоту, в которой горело только одно желание – добраться до горла моего главного врага.
Мое сознание было придавлено тяжелым одеялом опьянения. Мысли ворочались лениво и бессвязно. Не люблю напиваться, но в этом мире нет других антидепрессантов, нет и психологов. Как и после явления того, что осталось от Олана, сейчас мне тоже хотелось забыться и не помнить всего, что случилось.
Да, мы победили, но эта победа оказалась пирровой. Две трети о́ни остались на поле возле своего старого дома. Остальные выжили, но не скоро смогут встать в строй, несмотря на всю свою живучесть. Среди людей потери были не менее болезненными. Вин Драган повел отряд хидоев в самоубийственную атаку и все же позволил основной массе рыцарей пробиться в цитадель, но из храбрецов не выжил никто. Я едва не взвыл, когда закованные в броню рыцари принесли такого же тяжелобронированного гнома. Спесивые кельты обращались с телом Турнока, как с величайшей драгоценностью. Гном рубился в общем строю, как маленький бронетранспортер. Порой только благодаря его напору удавалось заделывать, казалось бы, безнадежные дыры в обороне. Именно он прикончил последнего многорукого. Целители тянули из тела гнома оторванные щупальца, как его собственные жилы. Мне было жутко смотреть на это, но я остался до конца. Сейчас маги боролись за жизнь коротышки и не могли сказать ничего утешительного.
Рядом с гномом в госпитале лежал Воган, которому некры практически отгрызли руку. Сводная сестра серой тенью сидела возле брата, и даже Богдану не удалось оторвать жену от этого бдения.
Ну а мне – тому, кто втравил своих друзей в безумную аферу, – осталось только ждать и пить. Пить и ждать.
А что я еще мог?
Очередной хрустальный бокал треснул в моих руках. Осколки впились в кожу, добавляя еще парочку к сети мелких ранок на ладонях.
Дверь в кабинет тихонько отворилась, и мне с трудом удалось подавить желание бросить осколками бокала в незваного гостя. Но стоящий за дверью человек излучал такую тоску, боль и любовь, что моя ярость начала угасать.
Да, совсем забыл: кроме алкоголя у меня есть еще один антидепрессант. Настя пришла только сейчас, потому что ее не пускал Элбан. Старику пришлось переживать не только о раненом племяннике, но и обо мне. Он знал меня лучше всех и правильно почувствовал перемену в настроении, пуская в ход самого сильное средство.
Настя неслышной тенью скользнула за мое кресло и обняла сзади. На мою шею капнули ее слезы. Я скрипнул зубами и положил ладони на ее локти.
– Мне так страшно… – пискнула моя жена.
Она не уточнила, чего именно боится, но в этом и не было необходимости. Мой дар раскрылся с еще одной стороны, позволяя буквально сливаться разумом с любимой женщиной. Именно ее страх позволил мне взять себя в руки. Плотное одеяло хмеля немного развеялось. Теперь в нем не было необходимости – моему разуму больше ничто не угрожало.
– Не бойся… – прохрипел я, целуя теплую ладошку, – скоро все закончится…
Шальная мысль о том, что финалов у этой истории может быть два, мелькнула в моей голове и стала причиной горестного всхлипа жены.
Пришлось утешать Настю, и это окончательно погасило звенящую тоску в моей душе, оставив только очередной рубец от потери. Наконец-то на свободу вырвалась ярость, которую пришлось загонять в глубь сознания буквально пинками. Но теперь она не была безумной и пугающей. После осознания всего, что случилось, я рвался в Лугус, чтобы наконец-то добраться до горла Врадака. Князь Боримир, который с трудом стоял на ногах, высказал здравую мысль, что стоит дождаться прихода обещанных дружин славянских витязей, но мой мозг уже отказывался пользоваться логикой. Попытка остановить меня вызвала нервный срыв. Али с Элбаном организовали бережное пеленание «пациента». Удивительно, что не вмешался Рудый. Он лишь держался рядом и, чувствуя сумбур в моей голове, испуганно поскуливал.